"...Скандалы, сцены уступят место постепенно абсолютному уюту моей маленькой вселенной."
* * *
вот, говорят, в аризоне тоже думали, что гроза,
а потом посреди пустыни приземлились - мне так сказали -
странные человечки, у которых одни глаза,
а рта никакого нет, и они говорят глазами.

рта никакого нет, они не умеют есть,
а как же они живут? а они не умеют жить.
умеют, наверное, плакать, потому что глаза-то есть,
а, в общем, годятся только кузнечиков сторожить.

хочешь, я посажу в саду марсианский мох?
кто говорит о любви? о любви нельзя говорить.
мне бы хотелось что-нибудь красивое им подарить,
но все, что было красивого, им уже подарил бог.

* * *
Вон по стеклам елозит щеткою
Ангел Западного Окна.
Пульса нет? я тебя вычеркиваю
И дальше буду одна.

Нас, красивых, брезгливо шамая,
Время лечит, - благодарю.
Не говори мне sorry, душа моя,
Я по-ангельски не говорю.

Не покрывай меня солью, боже мой,
Иссушающей солью волн,
Злого сердца мешочек кожаный
Точно жемчугом, болью полон.

Жемчуг розовый, бусы крашеные.
Как там бьется? - комси-комса.
Между нами три тверди страшные -
Суша, воды и небеса.

Мокрый ангел, как пьяный кровельщик,
Покачнется, держась за грудь.
Как там бьется, мое сокровище? -
Как-нибудь. Как-нибудь.

Больше.

Вздремни, и пусть тебе приснится сон про то что тебе снится как ты спишь и видишь как во сне тебе снится что ты заснула (c)
Посиди со мной - просто так, без пошлого...
В мраке за спиной вьются тени прошлого.
Лица, имена смертью в память врезаны...
Нынче ты одна мостик мой над бездною.
Дым от сигарет - крепкой и ментоловой.
Тусклой лампы свет высеребрил головы...
Мне не нужно слов и не нужно жалости.
Я к боям готов, я привык к усталости.
Ввек не заслужить мне покой упущенный,
Научиться б жить не былым, а будущим.
...Полночь. Ветра шум плещется над крышами.
Посиди, прошу, - просто меня выслушай...

Вздремни, и пусть тебе приснится сон про то что тебе снится как ты спишь и видишь как во сне тебе снится что ты заснула (c)
Эта подлая жизнь не раз и не два
Окунала меня в кровищу лицом.
Потому я давно не верю в слова,
И особенно – в сказки со счастливым концом.

Надо ладить с людьми! Проживёшь сто лет,
Не погибнув за некий свет впереди.
Четвертьстолько протянет сказавший "нет":
Уж его-то судьба навряд ли станет щадить!

Если выжил герой всему вопреки
И с победой пришёл в родительский дом,
Это – просто чтоб мы не сдохли с тоски,
Это – светлая сказка со счастливым концом.

Если прочь отступил пощадивший враг
Или честно сражается грудь на грудь –
Не смешите меня! Не бывало так,
Чтобы враг отказался ножик в спину воткнуть.

Если новый рассвет встаёт из-за крыш
И любовь обручальным сплелась кольцом,
Это – просто чтоб ты не плакал, малыш,
Это – добрая сказка со счастливым концом.

Если в гибельный миг прокричал "Держись!"
И собой заслонил подоспевший друг –
Это тоже всё бред, ибо учит жизнь:
Не примчатся друзья – им, как всегда, недосуг.

Но зачем этот бред не даёт прожить,
От несчастий чужих отводя лицо?..
А затем, чтоб другому помочь сложить
Рукотворную сказку со счастливым концом.

Гласных не досталось
В худой котомк поклав ржаное хлебо,
Я ухожу туда, где птичья звон,
Я вижу над собою синий небо,
Косматый облак и высокий крон.

Я дома здесь. Я здесь пришел не в гости.
Снимаю кепк, одетый набекрень.
Веселый птичк, помахивая хвостик,
Высвистывает мой стихотворень.

Зеленый травк ложится под ногами,
И сам к бумаге тянется рука,
И я шепчу дрожащие губами:
"Велик могучим русский языка!"

Путь наш к сирийцам пока не пройден (расстояния относительны, даты, как многим известно - тоже). (с)
Ты хочешь, чтобы я был, как ель, зеленый,
Всегда зеленый - и зимой, и осенью.
Ты хочешь, чтобы я был гибкий как ива,
Чтобы я мог не разгибаясь гнуться.
Но я другое дерево.

Если рубанком содрать со ствола кожу,
Распилить его, высушить, а потом покрасить,
То может подняться мачта океанского корабля,
Могут родиться красная скрипка, копье, крыша или белая палуба.
А я не хочу чтобы с меня сдирали кожу.
Я не хочу чтобы меня красили, сушили
Нет, я этого не хочу.
Не потому что я лучше других деревьев.
Нет...
Просто, я другое дерево.

Говорят, если деревья долго лежат в земле,
То они превращаются в уголь, в каменный уголь,
Они долго горят не сгорая, и это дает тепло.
А я хочу тянуться в небо.
Не потому что я лучше других деревьев,
Нет, я этого не говорю.
А просто, я другое дерево.
Такое дерево.

унция совы
В том городе мне было двадцать лет.
Там снег лежал с краев, а грязь - в середке.
Мы на отшибе жили. Жидкий свет
Сочился в окна. Веял день короткий.
И жил сверчок у нас в перегородке,
И пел жучок всего один куплет
О том, что в море невозможен след,
А все же чудно плыть хотя бы в лодке.
Была зима. Картошку на обед
Варили к атлантической селедке
И в три часа включали верхний свет.

В пятиугольной комнате громадной,
Прохладной, словно церковь, и пустой,
От синих стен сквозило нищетой,
Но эта нищета была нарядной
По-своему: древесной чистотой,
Тарелкой древней, глиной шоколадной,
Чернильницей с грустившей Ариадной
Над медной нитью, как над золотой.
И при разделе от квартиры той
Достались мне Державин, том шестой,
И ужас перед суетностью жадной.
Я там жила недолго, но тогда,
Когда была настолько молода,
Что кожа лба казалась голубою,
Душа была прозрачна, как вода,
Прозрачна и прохладна, как вода,
И стать могла нечаянно любою.

Но то, что привело меня сюда,
Не обнищало светом и любовью.
И одного усилья над собою
Достаточно бывает иногда,
Чтоб чудно просветлеть и над собою
Увидеть, как прекрасна та звезда,
Как все-таки прекрасна та звезда,
Которая сгорит с моей судьбою.

(Из книги "Лицо", 1968 г.)

Профиль тоньше камеи,
Глаза как спелые сливы,
Шея белее лилеи
И стан как у леди Годивы.

Деву с душою бездонной,
Как первая скрипка оркестра,
Недаром прозвали мадонной
Медички шестого семестра.

Пришел к мадонне филолог,
Фаддей Симеонович Смяткин.
Рассказ мой будет недолог:
Филолог влюбился по пятки.

Влюбился жестоко и сразу
В глаза ее, губы и уши,
Цедил за фразою фразу,
Томился, как рыба на суше.

Хотелось быть ее чашкой,
Братом ее или теткой,
Ее эмалевой пряжкой
И даже зубной ее щеткой!..

"Устали, Варвара Петровна?
О, как дрожат ваши ручки!"-
Шепнул филолог любовно,
А в сердце вонзились колючки.

"Устала. Вскрывала студента:
Труп был жирный и дряблый.
Холод... Сталь инструмента.
Руки, конечно, иззябли.

Потом у Калинкина моста
Смотрела своих венеричек.
Устала: их было до ста.
Что с вами? Вы ищете спичек?

Спички лежат на окошке.
Ну, вот. Вернулась обратно,
Вынула почки у кошки
И зашила ее аккуратно.

Затем мне с подругой достались
Препараты гнилой пуповины.
Потом... был скучный анализ:
Выделенье в моче мочевины...

Ах, я! Прошу извиненья:
Я роль хозяйки забыла -
Коллега! Возьмите варенья,-
Сама сегодня варила".

Фаддей Симеонович Смяткин
Сказал беззвучно: "Спасибо!"
А в горле ком кисло-сладкий
Бился, как в неводе рыба.

Не хотелось быть ее чашкой,
Ни братом ее и ни теткой,
Ни ее эмалевой пряжкой,
Ни зубной ее щеткой!


источник

Liberum arbitrium
Я не то что схожу с ума, но устал за лето.
За рубашкой в комод полезешь, и день потерян.
Поскорей бы, что ли, пришла зима и занесла всё это —
города, человеков, но для начала зелень.
Стану спать не раздевшись или читать с любого
места чужую книгу, покамест остатки года,
как собака, сбежавшая от слепого,
переходят в положенном месте асфальт.
Свобода —
это когда забываешь отчество у тирана,
а слюна во рту слаще халвы Шираза,
и, хотя твой мозг перекручен, как рог барана,
ничего не каплет из голубого глаза.
1976

"...Скандалы, сцены уступят место постепенно абсолютному уюту моей маленькой вселенной."
Не боюсь, что ты меня оставишь
для какой-то женщины другой,
а боюсь я,
что однажды станешь
ты таким же,
как любой другой.
И пойму я, что одна в пустыне,—
в городе, огнями залитом,
и пойму, что нет тебя отныне
ни на этом свете,
ни на том.

"...Скандалы, сцены уступят место постепенно абсолютному уюту моей маленькой вселенной."
* * *
Любовь, как жизнь, кромешна и длинна,
Не надо шелка нам, не надо льна,
Ни радости, а только звезд и света.
Печаль пройдет — она всегда одна,
И лишь луна ответит нам за это.

Нам в этой жизни очень повезло,
И мы храним Хароново весло.
Чем кончится печаль — конечно, кровью,
Горячей очень, очень дорогой.
Ты, милый, стал совсем уже другой,
Чтобы назвать судьбу свою любовью.


* * *
Прости меня, любимая, зима
Крылата и дает нам задарма
Снегурочек и дурочек отважных,
Веселых, привлекательных весьма,
Я сам от них бываю без ума,
Как от игрушек ярких и бумажных.

А вот что делать с ними, подскажи,
Висеть всю жизнь над пропастью во ржи
Заснеженной невесело, однако,
Их целовать, запутаться во лжи
Или на грубых лыжах плыть в Кижи,
Чтобы дождаться радостного знака?

Молчишь, родная? Вот и я молчу.
Топчу всю эту глупую парчу
И душу свою вечную калечу,
Над снегом ясным соколом лечу,
А нужные слова я прошепчу,
Когда тебя под этим снегом встречу.

Последняя публикация в "Дружбе народов" (№6)

"...Скандалы, сцены уступят место постепенно абсолютному уюту моей маленькой вселенной."
прочитай и выучи наизусть:
тьма имеет предел, и любая грусть
преодолима, если построить мост;
боль исчерпаема, горе имеет дно,
если осмелиться встать в полный рост,
дотянуться до счастья, ибо оно
досягаемо, и рецепт его крайне прост.

запиши и бумагу затем сожги:
люди - концентрические круги,
у всех одинакова сердцевина.
память - вбитый в темя дюймовый гвоздь,
научись прощать, он выйдет наполовину.
обиды и скорбь созревают в тугую гроздь,
выжми до капли, получишь терпкие вина.

;взрослей, но и не думай стареть,
смерть существует, но это всего лишь смерть,
дань закону контраста.
не стоит пытаться нумеровать страницы,
ибо время тебе неподвластно.
в твоих силах помнить слова, имена и лица,
рушить стены и презирать границы,
любить, покуда сердце не задымится,

и знать, что всё это не напрасно.

22.4.11.

Переходи на сторону зла. У нас есть печеньки!
Такую реальность вбивают в землю,
Такой реальностью режут вены.
Но если боги тебе не внемлют,
Что остается? Молчать, наверно.
---
Тепло мониторов. Иллюзия дружбы.
Взрослеют быстро чужие дети.
Ты знаешь все, что тебе не нужно.
Мы пойманы Сетью, мы пойманы в сети.
И даже если кого-то встретишь,
Ткнешься в глухой заколоченный ящик.
Клавиша «enter» - пластмассовый фетиш.
Пустая попытка стать настоящим.
Прикинься мертвым. Или же - спящим.
Давно разучился ты жить иначе.
Из объектива вылетит мячик,
Но ты не вспомнишь, что это значит.
Дрожащие руки становятся нормой.
Не то мы ищем, не то и обрящем.
Лишь нежелание быть иллюзорным
И неумение быть настоящим…

"...Скандалы, сцены уступят место постепенно абсолютному уюту моей маленькой вселенной."
Вот снимок: Лифшиц, Анненков, Чуковский.
И Мандельштам пристроился бочком,
С Чуковским под руку: немного по-таковски,
по-свойски… Видно — хорошо знаком.

Они спокойны, молоды, курчавы.
(Лишь бритый Лифшиц кочетом глядит).
И Мандельштам — до той, до страшной славы —
закинув ногу за ногу, сидит.

Он в дорогом — в пальто, скорей дорожном.
Чуть скован, ну, а в целом ничего.
Позирует в столетье невозможном:
в твоём, в моём… Но, в сущности — его.

Борец с грызунами
О, погреб памяти.
Хлебников

Но сущий вздор, что я живу грустя
И что меня воспоминанье точит.
Не часто я у памяти в гостях,
Да и она всегда меня морочит.
Когда спускаюсь с фонарем в подвал,
Мне кажется – опять глухой обвал
За мной по узкой лестнице грохочет.
Чадит фонарь, вернуться не могу,
А знаю, что иду туда к врагу.
И я прошу как милости… Но там
Темно и тихо. Мой окончен праздник!
Уж тридцать лет, как проводили дам,
От старости скончался тот проказник…
Я опоздала. Экая беда!
Нельзя мне показаться никуда.
Но я касаюсь живописи стен
И у камина греюсь. Что за чудо!
Сквозь эту плесень, этот чад и тлен
Сверкнули два живые изумруда.
И кот мяукнул. Ну, идем домой!

Но где мой дом и где рассудок мой?
18 января 1940

Гласных не досталось
Ах, напрасно ты в ночь запираешь замки
Да с неравным соперником рвешься в бой
Кто не ведает душу - не стоит руки
Отруби её, принц, да и Бог с тобой
Не сгорай с тоски
Над моей судьбой
Я сама не своя в твоей стране
Успокойся, спи
Или лучше спой
Если можешь, спой мне

Песнь о моём Сиде
Его ночной свите
Белых рыцарях
Зелёных Холмов

Песнь о моём Сиде
Повсюду его нити
И на алтарях
Тени его орлов

читать дальше

"Мой сахар - твой сахар, мутсера..."
1
…Хоронили ангела, - влюбился,
тем и сжёг бессмертие своё.
Девочка по имени Алиса
там, внизу, на клиросе поёт.

Что в ней, сиротинке из детдома?
Имя-то… и в святцах не ищи.
Но горит в глазах её бездонно
зорька самой трепетной души.

Заглянул в них – и пропал навеки.
Тень легла на светлое чело…
И шептал он: «Люди! человеки!
Как же вам с любовью повезло».

читать дальше

Борец с грызунами
Sinite parvulos venire ad mе.
Jesus.
Пустите детей приходить ко мнe.
Иисус.


Впустите всех детей. О, кто сказать посмеет,
Что резвый детский смех лазурный шар развеет,
Мной сотворенный в тишине.
Друзья, кто вам сказал, что игры их и крики
Тревожат гордых муз божественные лики?
Бегите, малыши, ко мне!

Резвитесь вкруг меня, кричите и пляшите!
Мне взор ваш заблестит, как в полдень луч в зените,
Ваш голос труд мой усладит.
Ведь в мире, где живем без радости и света,
Лишь детский звонкий смех, звуча в душе поэта,
Глубинный хор не заглушит.

Гонители детей! Вам разве неизвестно,
Что каждый, в хоровод детей войдя чудесный,
Душой становится нежней.
Иль мните, что боюсь увидеть пред собою
Сквозь творческие сны, где кровь течет рекою,
Головки светлые детей.

читать дальше

"...Скандалы, сцены уступят место постепенно абсолютному уюту моей маленькой вселенной."
Какого вкуса чувства наши -
И скорбь и лютая тоска?
И впрямь горька страданий чаша?
Любовь и впрямь как мед сладка?

Горчинка легкая в стакане
У грусти явственно слышна.
Живая соль на свежей ране,
Когда обида солона.

Среди страстей, среди боренья
Я различить тотчас берусь
И резко-кислый вкус презренья,
И кисловатый скуки вкус.

Под вечер - горькая услада
И на просвет почти черно
Вино дождя и листопада,
Печали терпкое вино.

Но все оттенки - бред и бренность,
И ничего не слышит рот,
Когда стоградусная ревность
Стаканом спирта оплеснет.

Вот так. И пусть. И горесть тоже.
Приемлю мед, приемлю соль.
От одного меня, о Боже,
По милосердию уволь:

Когда ни вьюги и ни лета,
Когда ни ночи и ни дня,
Когда ни вкуса и ни цвета,
Когда ни льда и ни огня!

Тут

Когда рисуешь ветвь, нужно слышать дыхание ветра.
И скучно и грустно, и некому руку подать
В минуту душевной невзгоды...
Желанья!.. что пользы напрасно и вечно желать?..
А годы проходят - все лучшие годы!

Любить... но кого же?.. на время - не стоит труда,
А вечно любить невозможно.
В себя ли заглянешь? - там прошлого нет и следа
И радость, и муки, и все там ничтожно...

Что страсти? - ведь рано иль поздно их сладкий недуг
Исчезнет при слове рассудка;
И жизнь, как посмотришь с холодным вниманьем вокруг, -
Такая пустая и глупая шутка...

«уже плевал я с Эйфелевой башни На головы беспечных парижан» (c.)
Я не люблю фатального исхода.
От жизни никогда не устаю.
Я не люблю любое время года,
Когда веселых песен не пою.

Я не люблю открытого цинизма,
В восторженность не верю, и еще,
Когда чужой мои читает письма,
Заглядывая мне через плечо.

Я не люблю, когда наполовину
Или когда прервали разговор.
Я не люблю, когда стреляют в спину,
Я также против выстрелов в упор.

Я ненавижу сплетни в виде версий,
Червей сомненья, почестей иглу,
Или, когда все время против шерсти,
Или, когда железом по стеклу.

Я не люблю уверенности сытой,
Уж лучше пусть откажут тормоза!
Досадно мне, что слово "честь" забыто,
И что в чести наветы за глаза.

Когда я вижу сломанные крылья,
Нет жалости во мне и неспроста -
Я не люблю насилье и бессилье,
Вот только жаль распятого Христа.

Я не люблю себя, когда я трушу,
Досадно мне, когда невинных бьют,
Я не люблю, когда мне лезут в душу,
Тем более, когда в нее плюют.

Я не люблю манежи и арены,
На них мильон меняют по рублю,
Пусть впереди большие перемены,
Я это никогда не полюблю.

1969