«No light at the end, no crack in the sky
everyone ends up deceased»

При квартирной краже была зверски убита семья: родители и ребенок. Прибыли на место преступления еще до приезда полиции, увидели квартиру своими глазами до того, как набежала толпа фотографов и репортеров. В темной спальне изнасилованная девушка-тинейджер, вся кровать залита кровью. Беспомощно лежит, раскинув тонкие ноги, горло перерезано.
Тошнота, стук крови в голове. Ненависть, заволакивающая глаза, жуткая, непереносимая тяжесть в груди, хочется выть от безысходности, забившись в самый темный угол комнаты. Ночная Сова выходит из ступора первым и начинает осматривать помещение. Аналитический склад ума; в чем-то Ковакс ему даже завидовал – напарник не пропускает эмоции через себя. Ему легче оправиться после такие нечеловеческих зрелищ, и Уолтер со временем все яснее понимает, что абсолютно разные причины заставили его, Роршаха, и Ночную Сову выйти на погруженные во мрак улицы.
Напарник бормочет, что убийство, скорее всего, было заказным. Глава семьи – владелец казино, наверняка в преступлении каким-то боком замешана его деятельность. А Уолтер не слушает; повернув голову в сторону, просто смотрит на темный этнический узор гобелена, будто эта причудливая вязь может увести куда-то из этого мира. Он заставляет себя признать, что его все еще передергивает от вида крови. Пора бы привыкнуть давно, а он просто закрывает глаза и отворачивается. Каждая капля чужой крови что-то вытягивает изнутри, словно вынимает душу по кусочку. Ночная Сова осторожно дотрагивается до плеча напарника, Уолтер отшатывается. От каждого прикосновения он рефлекторно ждет агрессивного подтекста - никто не виноват, что редко кто-либо касался его по-другому.
Напарник пытается вытащить Ковакса из состояния оцепенения, пора заняться делом. Делом, которое окажется слишком запутанным - у покойного обнаружилось слишком много врагов. Нельзя сделать однозначные выводы...
Черная от крови простыня, на которой лежало тело пятнадцатилетнего ребенка, стояла у Ковакса перед глазами, когда на заднем дворе дешевой забегаловки, насквозь пропахшем тухлой рыбой, он ломал мелкому подонку пальцы. Один за одним. Не обращая внимания на скулеж и слезы. Этот ублюдок знал, кто стоял за этим убийством. Он знал и должен был расколоться, прежде чем отправиться в тюрьму. И плевать, что напарник стоит за спиной и хватает воздух ртом, словно у него приступ астмы. Не нравятся методы? Даже единственный человек, чьи слова ему не безразличны, не сможет его остановить. Треск кости. Как кричала та девочка? Она так же умоляла о пощаде?



Третья неделя апреля выдалась крайне неудачной. Аврал на работе, бухгалтерия не может сложить два и два, а крайним оказывается Уолтер Ковакс. Снова нужно менять квартиру, старые соседи давно съехали, их место заняли шумные латиносы, пытающиеся ковыряться в замках чужих комнат, пока хозяев нет дома. Ночная Сова последние дни в какой-то прострации. Тринадцатого числа сдали полиции Ризолли. Полгода работали над сбором доказательств – теперь, когда все позади, напарник ведет себя так, словно выполнил главное дело жизни и может до старости попивать коктейли на курорте, греясь в лучах славы. Впрочем, вскоре Ковакс обнаружил, что странное поведение партнера обусловлено отнюдь не головокружением от успехов. Совсем наоборот.
В эти выходные состоялась встреча Crimebusters, окончившаяся унылым, натянутым прощанием. Тихо разошлись, стараясь не смотреть друг другу в глаза. Настроение на нуле. Ночная Сова бесстрастно ведет своего Арчи высоко над городом. Обычно он наслаждается каждой секундой полета, словно скольжение над мерцающим мегаполисом не обусловлено замкнутой кабиной, а он сам, продолжением штурвала, несет стальное тело в облаках. Сейчас просто поставил машину на автопилот и задумчиво разглядывает проплывающие под стеклом огни. Апатия.
Уолтер был бы не прочь выйти в городе – сегодня теплая светлая ночь, следующий день свободен. Прогуляться по улицам, развеяться, выкинуть тяжелые мысли из головы. Снова почувствовать себя нужным, появившись в последнюю минуту, наполненную обреченной безысходностью. Черной тенью скользнуть в самую гущу событий. Немезида. Его боятся. Репутация действует вместо кулаков, давно уже далеко не каждый ублюдок пытается проверить его на прочность, многие просто складывают оружие и бегут.
Но сегодня, похоже, не удастся выбраться вниз. Напарник ведет корабль к своему дому, даже не спросив согласия и будто бы вообще не замечая человека рядом с ним.
В подвале он оставляет невыключенным свет и поднимается вверх по лестнице, не интересуясь, следует ли партнер за ним. Необычно, странно, непонятно. Помучившись с минуту двоякостью этической проблемы, Уолтер принимает решение и идет в комнату вслед за другом.
В доме темно, на столике в гостиной тусклым светом горит желтый ночник. Напарник там же – сидит на диване, зарывшись лицом в ладони. Капюшон откинут на спину. Уолтер осторожно подходит сзади и останавливается рядом с диваном. Просто смотрит.
Ночная Сова резко поднимается, сдирает с себя капюшон и откидывает на пол плащ. С каким-то остервенением, ненавистью; и Уолтер чувствует, что сейчас его напарник может попросту сжечь все мосты и больше никогда в своей жизни не надеть этот костюм вновь.
Тяжелым шагом Ночная Сова проходит на кухню, Уолтер продолжает неподвижно стоять. Возвращается с непочатым виски и двумя стаканами, со звоном опускает посуду на тумбочку и срывает крышку с бутылки.
- Роршах, - голос почти жалобный. Потерянный. Просящий неведомо чего, и Уолтер знает, что не сможет ему это дать, потому что сам давно ищет то же.
Жидкость журчащим потоком врывается в стаканы, оставляя мутные блестящие капли на поверхности столика.
Непослушные каштановые волосы, еще по-детски пухловатое лицо. Ему всего двадцать один, а глаза уже как у старика. Карие, мягкие, но если долго в них вглядываться, становится видна тень той всеобъемлющей пустоты, которую Уолтер уже давно видит в зеркале.
Глотает алкоголь, содрогаясь от отвращения. Хочет напиться, не умея этого делать. Морщится.
Протягивает стакан Уолтеру, тот на автомате принимает и рассеянно вертит его в перчатках, не зная, что делать дальше. Глядя в пол перед носками своих сапог, Ночная Сова обреченно выдыхает:
- Это все бессмысленно…
Ковакс делает едва заметное движение, его корпус подается вперед на какую-то долю градуса и замирает в оцепенении, словно тело сковало неконтролируемым параличом. Ночная Сова делает еще один глоток и чуть поворачивает голову в сторону Уолтера.
- Ты знаешь, доктор Кохман умер на прошлой неделе. Он… Еще до смерти отца он… - напарник грустно смеется, приложив пальцы к глазам: – Он мне вправлял все вывихи, когда я падал с деревьев… Я в семь лет чуть голову не раскроил себе, он накладывал швы, я орал как поросенок, которого дверью амбара прищемили… Я… черт возьми, я несу чушь, не обращай внимания.
Ковакс отложил шляпу и стянул перчатки. Украдкой поднял черно-белую ткань и понюхал содержимое своего стакана. Отстранился.
- Что, если Комедиант прав? Все, что мы делаем, ни к чему не ведет? Мы гоняем проституток и наркоманов по подворотням, в то время как все летит к чертям! Весь мир! Для кого все это? Эти маски, эти игры…
- Ночная Сова…- начал Ковакс. Со стороны партнера последовал взрыв:
- Какой я тебе Ночная Сова?!! Меня зовут Дэн Драйберг! Дэниэл Драйберг!!! Мы с тобой работаем вместе уже год, я черт знает через что прошел вместе с тобой, а ты до сих пор не знаешь моего имени!!!
Остановив себя усилием воли, он поднял открытую ладонь в сторону Уолтера, показывая, что все в порядке. Залпом допил содержимое стакана и, грохнув его на стол, наполнил заново. Выдержав паузу, Ковакс тихо и внятно произнес:
- Я знаю твое имя. Дэниэл. Давно знаю.
Парень повернул к нему голову и внимательно посмотрел на собеседника:
- Кохман сказал? – в голосе играли встревоженные нотки. Ковакс покачал головой и Драйберг готов был поклясться, что тот улыбается под маской.
- Кто тогда?
Уолтер приложил пальцы к подбородку: то ли изображая задумчивость, то ли сдерживая подступающий смех. Наконец, он вымолвил, кивая головой куда-то за спину партнера:
- У тебя Гарвардский диплом магистра на стене, мистер Дэниэл М. Драйберг.
Ночная Сова отупело обернулся и заливисто расхохотался, расплескав из стакана добрую половину жидкости.
- Идиот! Конспиратор… - утирая подступившие слезы, бормотал он. – Однажды я погорю на подобной ерунде.
- Чушь. У тебя вечно все просчитано, - возразил Ковакс.
- Все, кроме собственной жизни.
- Не начинай ныть! – раздалось раздраженное бурчание из-под бело-черной маски. Ковакс сдвинулся с места и опустился на другой край дивана, незаметно отставив стакан с виски на стол.
- Наверное, я сейчас должен произнести пафосную мотивационную речь, чтобы ты завтра в одиннадцать снова надел костюм и, как обычно, ждал меня возле порта.
Дэниэл пристально посмотрел на товарища и грустно усмехнулся уголком рта. Уолтер продолжал:
- Знаешь, я тебя разочарую. Комедиант был прав – рано или поздно мы все умрем. Но дело не в том, когда. И даже не в том, сколько человек погибнет вместе с нами – ты один или весь мир провалится в чертову бездну. Ты просто должен выбрать – прожить ли отведенное тебе время достойно, чтобы потом, на небесах или в аду тебе не было стыдно за эти годы на земле. Или смириться и плыть по течению, опустить руки только потому, что конец может быть близок – даже ближе, чем думаем мы.
Дэниэл вздохнул и налил себе еще виски. Завинтил крышку и отставил бутылку в сторону.
- Может быть, ты и прав. А я просто мнительный придурок.
- Ты просто устал. Неделя была напряженной, - негромко произнес Уолтер, натягивая перчатки и поднимаясь с дивана.
- Роршах… - вздохнул Дэниэл. Он был уже порядком пьян и язык у него начинал заплетаться. - Ты хороший друг, Роршах. Хоть и не пьешь виски.



Два часа пополуночи. Легкий ветерок, пробиваясь сквозь шторы, холодит вспотевшее тело. Снова странные сны. Снова тревожное пробуждение посреди ночи, когда тяжелое дыхание разрывает грудь и ноги скованы судорогой.
Дэниэл приподнялся на кровати, включил ночник и подслеповато прищурился на часы. Еще спать и спать.
Странный шум откуда-то снизу. Дом уже старый, давно нуждается в обстоятельном ремонте, поэтому посторонние звуки не вызывают удивления. Хотя…
Дэн дотянулся до очков на прикроватной тумбочке и выбрался из-под одеяла. Поеживаясь от холода, нашарил тапки и вышел из спальни. Какие-то шорохи с первого этажа. Возможно, грабители? Возможно, Роршах? Напарник уже несколько месяцев не навещал его. Еще какие-то три года назад почти каждый вечер он ожидал хозяина дома на диване в гостиной, погромче включив телевизор – знак, что сегодня Роршах не хочет шататься по городу в одиночестве, и в интересах Дэна собраться как можно быстрее, иначе содержимое его холодильника рискует уменьшиться сообразно времени, которое он затрачивает на сборы. В последнее время Роршах предпочитал работать в одиночестве. Объяснялось это просто – Дэниэл все чаще предпочитал крепкий, здоровый сон почти ежедневному дежурству во благо общественности холодными зимними, мокрыми весенними и душными летними ночами. Роршах искренне старался быть толерантным и не высказывать свое отношение к «прогулам», и, тем не менее, Драйберг видел, что напарника раздражает такое пренебрежение их общим делом.
Что ж, их графики разошлись, ночные вылазки порознь вошли в привычку. Если сейчас Роршах решил снова побродить вдвоем – Ночная Сова только за.
Странно, что он ведет себя так тихо – обычно, заявившись незваным гостем, Роршах нарочно шумит, чтобы корректно привлечь внимание к своему визиту.
Внизу темно. Черт возьми, неужели правда грабители? Некстати всплывают в воображении детские страшилки про привидений. Адреналин, сердцебиение, неприятный иррациональный страх. Едва слышный звук из темноты – то ли всхлип, то ли стон. Дэниэл решительно включает свет, готовясь к самому худшему. Если многолапое клыкастое чудовище метнется из темного угла – что ж, тем хуже для него.
Вместо чудовища возле стены сидит его напарник. На полу, сжавшись в комок. Безвольно обвисшие руки, голова странно запрокинута. Господи! В памяти жутким калейдоскопом проносятся события многолетней давности, когда Роршах так же приползал из последних сил к нему домой, теряя кровь литрами. Жуткие ножевые ранения, пули, засевшие в теле, вывихи, растяжения, переломы – сколько Дэну удалось повидать за эти десять лет работы вдвоем. Пожалуй, его познания в практическом оказании первой помощи были достойны отдельного диплома на стене. А Роршах, этот везучий сукин сын, словно заколдован – ни разу дело не принимало столь серьезный оборот, чтобы его нужно было перевозить в госпиталь. Сначала Дэна мутило от наложения швов на разорванные раны. Привык быстро, зная, что напарник скорее умрет, чем согласиться ехать в больницу, где его инкогнито раскроется.
Что с ним на этот раз? При каждом его появлении Дэниэл с ужасом думал, что именно сейчас напарник ранен столь тяжело, что без квалифицированной помощи его не вытянуть. Дэн подошел ближе – крови на полу не было. Роршах сидел, расслабившись, и никак не реагировал на появление друга. Чертова маска! Может, он там без сознания, а она только мешает видеть, что на самом деле случилось с партнером.
- Роршах? – тихо позвал Дэн. Молчание в ответ. Драйберг присел на корточки рядом и осторожно дотронулся до плеча друга. Тот, как всегда, чуть заметно вздрогнул.
- Дэниэл…- едва слышно, едва размыкая губы, смазанное пятно на маске плывет от движения рта. Наконец-то это привычное «Дэниэл»: никто больше не называет Драйберга так. Ни друзья, ни знакомые, ни даже покойные родители не использовали это официозное полное имя, словно оно в его жизни не имело места нигде, кроме документов и счетов. «Дэниэл» - в нем звучит «вы», в нем звучит та самая подчеркнутая дистанция, сократить которую так и не удалось за все эти годы – Роршах не тот человек, которого можно позвать вечером в кино или на рождественский ужин с индейкой. Он уходит и приходит, когда речь идет об их общем деле. Этот странный человек без колебаний доверял Драйбергу прикрывать от любых опасностей собственную спину и до сих пор не мог довериться ему настолько, чтобы открыть свое лицо. Он вверял ему жизнь, не впуская туда.
- Роршах, - повторил Ночная Сова, - что с тобой? Ранен?
Мужчина на полу отрицательно помотал головой.
- Что случилось? – продолжал допытываться Драйберг. Снова отрицательное покачивание, на этот раз с подтекстом «не лезь». Дэниэл выпрямился во весь рост.
- Хочешь кофе?
Секундное раздумье, кивок.
Зевая и потягиваясь, Дэн прошел на кухню. Хорошо, что не ранен. Может быть, у него в жизни что-то произошло? Умер кто-то из близких? Душевные раны затягиваются дольше, но от них хотя бы не умирают, истекая кровью в гостиной на ковре.
Роршах пьет кофе, не вставая с пола. Держит чашку двумя руками, словно маленький ребенок. Забытая шляпа валяется рядом, маска задрана на переносицу; на нижней губе свежий, уже затянувшийся шрам. Маленькими глотками потягивает напиток, все так же не двигаясь ни на дюйм. Дэн садится в кресло и тоже делает глоток, но тут же сплевывает обратно в кружку – что за мерзость?!! Молоко прокисло, а он опять не удосужился сходить в магазин. Роршах продолжает размеренно прикладываться к своей чашке – в ней, как всегда, почти половина молока. Не чувствует вкус? Да что это с ним?!!
Роршах автоматически допивает до дна и встает, надевая шляпу.
- Пора идти, Дэниэл. Спасибо за кофе. Согрелся.
Драйберг растерянно разводит руками – не за что, всегда пожалуйста. Роршах сегодня почему-то выходит через парадную дверь.

Той ночью Драйберг долго лежал без сна: не раздеваясь, на застеленной кровати. Безразлично рассматривал серую вязь теней на потолке. Звуки пьяной субботы проникали в комнату: невнятные крики, едва слышная музыка, визгливый девичий смех и вой полицейских сирен где-то вдалеке. Город продолжал жить, словно ничего и не произошло.